Барон. Любимец муз, добро пожаловать! (Встает, кланяется).
(Фогельштерн сбрасывает на руку дворецкого свою мокрую шинель. Он остается в голубом фраке, лосиных штанах и высоких сапогах, забрызганных грязью, со шпорами. Он снимает также высокую широкополую шляпу. Это очен белокурый юноша, слегка пухлый, с широко раскрытыми глазами).
Фогельштерн. Позвольте представиться: скромный житель подножия Парнаса Вальтер Фогельштерн…
Барон. Духовный потомок Вальтера фон — дер — Фогельвейде? (Оба кланяются). Я — барон Гиеронимус фон — Эйленгаузен, философ, дилеттант, автор трактата «Таинственное как естественная и непреложная граница познавания» (Кланяется).
Фогельштерн (Кланяясь). Чувствую себя несчастным и пристыженным, что не имел счастья читать ваш глубокомысленный труд. Я также опубликовал книжку «На коленях. Песни и молитвы кроткого сердца».
Барон (Кланяясь). Прекрасное заглавие, наверное, чудных строф… Сядем (Дворецкому). Можете идти (Дворецкий кланяется и уходит). Желаете пуншу, господин Фогельштерн?
Фогельштерн. Буду тронут вашей любезностью, господин барон.
Барон (Готовя пунш). Что сказал веймарский полубог о ваших трудах?
Фогельштерн. Он сказал: «Это молодой евнух».
Барон (Взглядывает на него удивленно). Странный отзыв, однако!
Фогельштерн Справедливый, проницательный, лестный. Я — девственен телом и душою, барон. Господь может поручить мне гарем своих красоток, не страшась за их неприкосновенность. На коленях, барон, всегда издали, робко и на коленях. После отзыва тайного советника и Юпитера поэзии я послал ему такой сонет:
Не распаляемый страстями
Я белоснежною чалмой
Склоняюсь перед красотами
Твоих гаремов, Боже мой!
Шепчу хвалы, любуюсь пляской.
Все чисто — чистому: их жест
Порывы, линии и краски
Меня чаруют, но невест
Твоих твой евнух даже в грезах,
О, Боже, страстью не сквернил:
Как соловей в душистых розах
Пою, зане меня пленил
Твой чистый лик в их жарких позах,
Игра твоих священных сил!
(Кланяется).
Барон. И что сказал Гёте?
Фогельштерн. Он пожал плечами.
Барон. Ваши стихи прелестны.
Фогельштерн (Кланяется, садится и пьет пунш). Боги Греции называли этот напиток нектаром.
Барон. Вы помните Шиллерову песню о пунше?
Фогельштерн. Божественные строфы! Но я тоже написал песню о нем.
Барон. О, я прошу вас…
Фогельштерн Минутку (Прижимает пальцы кь своему лбу). Вспомнил… Всего три строфы.
Аполлонова ручья
Воду трезвую сливаю
С Диониса влагой, чья
Мощь к потерянному раю
Нам откроет тайный путь.
Смертный, пей и богом будь!
Недовольство, кислоту
Недозрелаго лимона
К сладким каплям я причту,
Равным меду Геликона —
Каплям сахарных утех.
Смертный, пей! Да снидет смех!
Смех, который в хоровод
Сочетает пламя, рьяность,
Грезу с болью, отцт и мед,
Трезвость и святую пьяность.
Смертный, пей и богом будь:
В рай открыт нетвердый путь!
Барон. Фамоз! Еще что-нибудь.
Фогельштерн (В возбуждении). Охотно. Теперь нечто несколько юмористическое.
Не страшася судьбы Актеона,
Затаивши дыханье, приник —
И смотрю я на белое лоно
Сквозь колеблемый ветром тростник.
Артемида во влаге кипучей
Не Киприда ты — ты холодна,
И в душе моей Эрос могучий
Обессилен — в ней ясность одна.
Лишь эстетика — белая дева —
Как чистейшая дева чиста,
Не страшась Артемидина гнева,
Созерцает ее из куста…
Не пугай, Артемида, рогами,
И собаки пусть смирно лежат:
Лишь нечистый терзаем страстями,
Может быть лишь ревнивец рогат!
Барон (Хохоча и аплодируя). Прелестно!.. Достойно Виланда, Ронсара, Парни. Позвольте пожать вам руку.
(Фогельштерн, скромный и польщенный, протягивает ему руку).
Барон. Но знаете, к этой ночи там, за окном, молнии и грому ваши милые стихи являются панданом по контрасту. Какой милый вечер!
(Входит дворецкий).
Дворецкий (Начинает говорит еще едва приотворив дверь). Высокородные господа, я очень, очень прошу извинения… вернее — ее сиятельство графиня просит извинения; все свободные места в замке заняты, — здесь же, как высокородные господа замечают, есть третья кровать…
Барон. Третий путник? Добро пожаловать.
Дворецкий. Трудность заключается в том, что это странствующий подмастерье… т.-е., собственно, он горный мастер. Еще молодой человек… Чрезвычайно симпатичной наружности. Я советовал графине отправить его в людскую, но… она этого весьма решительно не пожелала.
(Стук в дверь. Затем она растворяется, и на пороге стоит Ганс Гардт. Широкая шляпа на затылке, кожаная куртка, красный вязаный шарф с длинными концами, кожаные штаны, грубые вязаные чулки сине — серого цвета и башмаки на гвоздях, подвязанные ремнями до колен. В руках у него суковатая палка, за плечами огромный ранец. Лицо веселое, открытое, небольшие рыжеватые усы и борода, высокий лоб, правильные дуги черных бровей, живые карие глаза. Фигура сильная, несколько коренастая).
Ганц Гардт. Прозит!
Барон (Не вставая). Пожалуйте… Не стесняйтесь… Будьте как дома. Мы здесь все в пути и без чинов.
Ганц Гардт. Господин дворецкий, барыня обещала мне яичницу с сосисками, — тащите ее… И побольше хлеба!.. Почтенные господа не откажут мне в стакане пунша.